Я говорю птице: «да», и она перестает меня терзать изнутри.

Посмотри,

Говорит мне кто-то, голос его насмешлив, губы кривит

В усмешке – более всех зол, криклив, ядовит.

Посмотри, говорит мне он, посмотри, здесь темно и страшно, отсюда надо бежать (но мне уже не уйти), или же стать чудовищем, тебя остается меньше и меньше, ты платишь и платишь – за пустоту…

Я птицу ловлю на лету, прижимаю к груди: войди!

Иначе я не могу.

Я обещала не лгать.

Я не лгу.

Он продолжает:

Девочка, ты же слаба, ты же фарфоровая куколка, бабочка, ты – на морозе трава, ну куда тебе играть в эти игры, тебя сожрут – не подавятся, ты все равно умрешь – способ любой хорош. Знаешь, что надо сделать? Ляг, и свернись в уголке, глазки закрой – и спи…

Я говорю: молчи. Да, я узнала тебя, слышишь? Теперь заткнись. Ты – мой нелепый страх.

Он раздраженно шипит: будешь в его руках бабочкой на игле, птицей на вертеле – это конец, поверь…

Он так уродлив. Так мне мешает. Я от него никогда не смогу избавиться,

но…

Так ли уж это важно, если его не слушать? Как Одиссей – воском залить уши

Своей души.

Он говорит: пиши, ну-ка, попробуй, знаешь, что-то уже не так. Что же ты, в самом деле?! Крошишь вслепую слова, раньше как дважды два ты выводила рифмы…

Я говорю: утихни.

Он продолжает: глупо. Дура, слабачка, тряпка.

И на слове «предательница» я почти ломаюсь.

Но

Поднимаюсь вновь

Рифмою к слову…

Он издевательски ржет: надо же, как романтично! Девочка, будь практичней!

Я говорю: ну кто б мне говорил об этом.

Явно не ты. Не ты.

Замки моей мечты – воздух, он тверже стали. Может быть, я устану

но

каждый воздушный замок будет меня достоин. Да, я совсем не воин, да, я всего боюсь, да, я на этой грани – росчерком на экране, просто меня стереть…

Он говорит мне: смерть – вот что найдешь ты, дура.

Я усмехаюсь. Ночь. Я – в четырех стенах, снова одна, но я

Чувствую птицу.