У этого текста очень длинная история, ему предшествовала куча сомнений, и писался он долго и трудно, и, собственно говоря, это не весь он, а ровно его половина. Мне казалось, что он трудно читается, хоть и небольшой по объёму, и я хотела выкладывать его по частям, да ещё и не раньше, чем у меня будут иллюстрации к каждой части.

Но он очень многое объясняет, поэтому выложу его сейчас.



1

Перед началом времён каждый носил своё время с собой.

- А не начать бы быть? – говорит Зортинвейк.

Зортинвейк вытряхивает из своей шерсти золотистое семечко, и тёмный стебель поднимается до самого неба. На нём распускается вместо цветка новая луна, золотистая и сияющая, как и Зортинвейк. Потому она и зовётся так – Зортинвейк, Золотая Луна.

Мир под Золотой Луной по сравнению с тем, что без неё, немного более живой. Тонкий слой невероятности лежит на земле, как золотой свет. Кто любит бродить под луной, тем случалось его видеть. Это именно он превращает белые тополя в целый лес чёрных и серебряных теней. Это он заставляет снег оборачиваться яблоневыми лепестками. Это из-за него каждый умеет летать, хоть никогда этого не делал.

Живая, тёплая сила делает возможным наш мир. Она похожа на свет или на воду, или на тень, если её становится видно. Её можно услышать как шёпот или ветер, как пересыпающийся песок или далёкий птичий крик. Но вернее всего её чует сердце – как тепло, как радость, как мысль без слов.

Куглинк – та же земля, но немного другая, земля, укрытая волшебным светом. Живущие на земле не видят нас, а мы не видим их, но эти миры вовсе не так далеки, как можно подумать, и накрепко связаны между собой.

Мы, куглины, растём из своего мира, из этого света, завязанного в узлы, как деревья из земли, как пальцы одной руки. Наши сердца – горошины ритма на коже земного барабана.

2

Мы были любопытны, но не о чем было спрашивать. Мы были едины, и ни один не отличал себя от других. Мы были живой рекой, сияющей золотой рекой, той самой, которую сейчас называют Закрайней. Мы возникали на ткани мира, как волны на глади воды, превращаясь друг в друга, но эта игра наскучила нам. Мы захотели быть разными.

Ильтвейк, Пёстрая Луна, говорит:

- Мы можем быть тёплыми и холодными. И тогда мы будем разными. Но тогда мы узнаем, что такое одиночество, ведь каждый будет отличаться от всех.

Многие на это согласились и поделились пополам. И вдруг увидели, что могут быть похожими и непохожими. Каждому понравилось иметь собственные мысли. Но теперь другие мысли были нам уже не слышны.

Те же, кто не согласился, остались волнами, что идут по тёмной воде, пустынным пескам, снежным полям и весенним травам. И до сих пор одинокие приходят, чтобы посмотреть, как они шепчутся и переливаются друг в друга - те, что были бы счастливы, если бы знали о счастье.

3

Трудно было бы жить без Жёлтой Луны, и было трудно, так что многие отказались существовать. Каждый мечтал теперь найти что-то, но не знал что. Да и как можно найти, ничего не теряя? Ведь даже вода в родниках берётся не сама по себе, а из дождевых капель, а капли дождевые – из облаков, а облака – из тумана, а туман – от рек и Моря, а реки – из родников. А отдавать нам было нечего, кроме разве что собственных мыслей.

- Ну и что? – говорит Кальдвейк, Жёлтая Луна. – Хоть что-то же должно быть просто так. Можно и найти что-то, ничего не теряя. Это называется везением. Правда, никогда не знаешь, что найдёшь. Я могу дать вам язык, чтобы вы тоже могли дарить свои мысли. Просто так. Я поделю вас на тех, кто говорит, и тех, кто слушает. Если вы хотите, конечно.

Конечно, этого хотели почти все. Каждый выражал свои мысли так, как мог, и большой удачей было, что у некоторых языки совпали. Кто-то говорил голосом, кто-то взглядом, а кто-то совсем иначе. Потому-то каждый куглин с рождения знает свой язык, как знают его с рождения звери и птицы.

Но оказалось, что говорить можно вовсе не собственные мысли, можно сделать вид, что ты думаешь то, что сказал, а думать другое. И даже в своей собственной голове можно заменить словами настоящие мысли.

Те же, кто отказался от дара Жёлтой Луны, остались безмолвными камнями, и их мысли никому не известны, и ложь им не страшна. До сих пор тот, кто правдив, может взять в руки раскалённый камень, и камень его не тронет.

4

Трудно отличить правду от лжи, верные мысли от неверных, трудно разным понять друг друга и заговорить на одном языке. Трудно равным быть разными, а разным – равными, трудно признать и то и другое.

- Вы не добьётесь порядка, - говорит Росвейк, Малиновая Луна, - если не поймёте, зачем он вам. Вы можете научиться отличать полезное от бесполезного, то, чего вам хочется, от того, что вам не нужно. Но тогда вам придётся делиться друг с другом, и делиться по справедливости. Желания трудно ограничить, вы сами это увидите. Но я могу поделить вас, чтобы вам было легче, на тех, кому хочется уюта и спокойствия, и тех, кому нужны приключения и впечатления.

И многие поняли, что до этого не имели вообще никаких желаний, а просто гнались за всем, что видели, из стремления измениться и в то же время остаться собой. Мы были так противоречивы и так путались сами в себе, что почти все, не раздумывая, согласились узнать о справедливости. И тут каждый увидел, что действует не просто так, а старается исполнить свои желания.

Вскоре мы действительно убедились, что если собрать всё, чего мы хотим, этого хватит не на один, а на сотни таких миров, как наш, и что своими желаниями мы мешаем друг другу. Но те, кто пытался делить всё по справедливости, тоже терпели неудачу. Оказалось, что справедливость у каждого своя, и никто не хотел поступиться своим мнением.

Те же, что отказались от дара Малиновой Луны, остались деревьями и травами, ничего не знающими о своих желаниях. До сих пор те, кого одолевает страсть, те, кто обижен на несправедливость судьбы, не позволившей им получить чего-то, приходят в лес и, прижавшись к тёплому стволу, смотрят в небо.

5

Не только лжи, но и правды бывает много. Кто должен уступить, когда каждый прав? Кто поступится своим ради чужого? Справедливость бессильна там, где нужно поделить неделимое. Наши сердца, узелки беспокойного ритма, захотели собственных решений. Закон не мог увязать и примирить их.

И Висамвейк, Сиреневая Луна, говорит:
- Я знаю, каков он, закон сердца. Но он ещё тяжелее, чем закон справедливости. Я научу вас слушать голос сердца, если вы того хотите. И вы сможете дарить другим больше, чем им нужно, и даже больше, чем у вас есть. Вы научитесь волшебству… Но, стоит вашим сердцам однажды услышать этот закон, им придётся вечно отвечать перед ним. Вы увидите, что сердца бывают разные, и что ваши действия могут быть и добрыми, и дурными. А дурные, увы, всегда легче.

Но каждый уже знал, что в его сердце дремлет волшебный голос. И никто не сомневался, что сердце ему досталось сильное, и что добрые решения он научится принимать. А ещё мы, куглины, тогда были так же любопытны, как и сейчас. Потому-то мы и попросили Висамвейка научить нас закону сердца. Каждый куглин слышит его с детства, и голос этого закона зовётся совестью. Но нашлись и те, кто, увидев тяжесть этого закона, отказались ему следовать. Зло и вправду оказалось легче добра, особенно для тех, кто научился заглушать в себе голос совести.

Выполнить закон действительно трудно. Одни полагаются на свой ум, другие – на чутьё. Одни надеются, что закон этот где-то в своей глубине точен и обоснован для тех, кто умеет рассуждать, другие – что он ясен и очевиден для тех, кто умеет прислушаться к своим чувствам. Так придумал Висамвейк, надеясь, что там, где те и другие сойдутся во мнениях, этот закон будет соблюдён.

Не все были настолько смелы и любопытны, чтобы принять такой щедрый и опасный дар. Те, кто отказался от него, остались зверями, не знающими, чем добро отличается от зла. И по сей день зверь идёт в сети подлеца так же, как в сети честного охотника, а пустарный хорёк ест и добрых и злых без разбора.

6

Тот, кто следует законам сердца и справедливости, прав, но медлителен и скован. Кто запретил себе месть, тот не умеет и исполнить возмездия. Кто дал клятву говорить правду, того легко обмануть. У меча две стороны: кто отказывается нападать, не может и защитить себя.

Об этом знает и Тэлвейк, Чёрная Луна.
- Эх вы, те, у кого руки связаны собственной совестью! Вы готовы страдать за ваш закон, но какой в нём толк, если вы не можете его отстоять? А вы, которым не нравится чужой закон, отчего не придумаете свой?

Многие прислушались к этим словам.

- Вы так серьёзны! – продолжает Тэлвейк. – Вы так прямы, а мир-то тоньше и сложнее вас! Вы позволяете любой неприятности огорчать себя. Давайте-ка я научу вас играть и смеяться, чтобы вы могли обращать в шутку и ложь, и зло. Пусть одни из вас будут хитрецами, обводящими всех вокруг пальца. А другие – простаками с весёлым нравом, которым всё нипочём!

И мы, конечно, согласились, до того лёгок и силён дар Тэлвейка. И сами мы стали будто легче. Многое перестало беспокоить нас, споры и ссоры мы сводили к шутке, и даже слабым нашлось оружие по плечу.

Но у нашей игры не было правил.

А те, кто отказался от дара Тэлвейка, остались волками и собаками. Собакам знакома радость, но не веселье, и верят они, что всё, что делается на свете – всерьёз. И волка от человека отличают так: никогда он не засмеётся.

7

Есть невыполнимые законы, но отсутствие законов – самый невыполнимый из них. Даже звёзды, случайно разбросанные по небу, составляют узор. Свобода выглядит свободой только по сравнению с принуждением, сама же по себе она скорее похожа на беспорядок. Так и игра без правил перестаёт быть интересной и быстро наскучивает любопытным куглинам.

И многие соглашаются, когда Бильвейк, Белая Луна, предлагает свои правила.

- Я скажу вам, кого вы должны будете слушаться. Я научу вас, как с кем нужно разговаривать. Вы похожи на кучу рассыпанных камней – я построю из вас дом. Одни окажутся выше, другие ниже, одни станут крышей, другие – стенами. Одним понравится повелевать, другим – подчиняться. А вот получится ли у вас это, это ваше дело.

Вот мы и решили попробовать, что же предлагает нам Бильвейк, хоть и знали, что обратного пути не будет. И увидели, что стали чем-то единым, но не так, как волны в далёком Море. Мы стали похожи на дерево, и одни были будто корни, тихо лежащие в земле, а другие – будто листья, пьющие свет, и у каждого было своё место. Но отныне только все вместе мы могли существовать, и тот, кто терял своё место, был похож на опавший лист, на выщербленную черепицу.

Тех, кто не хотел принять подарок Бильвейка, мы видим и теперь – они сделались снежинками, каплями дождя, плывущими в небе облаками. Все они разные, но не построишь из них дома, не подчинишь одного другому.

8

Куда податься тому, кто не нашёл себе места? Как быть чужому в доме без двери? Как нам меняться дальше, если мы застыли на своих местах и дерево наше не даёт новых ветвей? Мы были единым существом, но существо это, управляя собой, было бессильно, сталкиваясь с неизвестным. А бояться неизвестного нам не нравилось.

И об этом знает Люсвейк, Рыжая Луна.

- Эй! – говорит Люсвейк. – Я научу вас уходить. Я научу вас спорить и отказываться от известного – ради нового. Я научу вас всё испытывать на прочность. Одни из вас будут искать одиночества, другие – стремиться к похожим на себя. Я знаю места, где ни одна погоня не настигнет вас, и вы сможете делать что хотите.

И мы поддались. И Люсвейк научил нас уходить без цели. Одни устремились вовнутрь себя, в глубину собственных грёз, другие же бросились вдаль, в неизведанные земли. Мы сомневались и отбрасывали ошибочные мысли. Мы бросали то, что знали, и тех, кого знали, чтобы освободить в себе место для новых сокровищ. Но мы не оглядывались назад.

Те же, кто отказался от дара Люсвейка, остались муравьями и пчёлами. Муравей всегда помнит дорогу назад и, заблудившись, гибнет. Пчела никогда не бросит своего гнезда, а соты её такие же, как и сотню лет назад. И поныне тем, кто жаждет власти, хочется, чтобы их подданные походили на пчёл.

9

Трудно искать, не зная, кто занимается поисками. Не унесёшь яйца, не имея корзины, бессмысленно добывать золото, не имея хранилища, глупо собирать самоцветы в дырявый карман. Мы умели уходить, а возвращаться не умели. Мы научились находить новое, но не знали, как его использовать.

Видя неладное, явился Фольдвейк.

- Бедные дети! – говорит Бурая Луна. – Вы не знаете, что такое дом, вы не умеете чувствовать тепло. Я могу научить вас слышать друг друга, как зёрна слышат весенний ветер, и каждый найдёт себе родное место, как корень, как якорь, как цель всех возвращений. Одни будут строить дом, а другие хранить его, одни будут принимать странствующих по земле, а другие – оберегать блуждающих по сновидениям. И ваш дом будет расти и меняться.

Мы слушали завороженно, убеждаясь, что заманчивый дар Фольдвейка нам необходим, и согласились. И стало нам тепло и спокойно, как в моховой постели на границе пробуждения, и все дороги обрели начало и конец. Мы все были птенцами одного гнезда и чуяли его за спиной, отправляясь в полёт, и перекликались, и каждый знал дорогу другого. Но этих дорог было больше, чем наше знание могло вместить.

А те, кто не пожелал принять дара Фольдвейка, остались стрижами, чайками и кукушками. Нет у них гнезда, нет дома, и летят они далеко, и никому не известны их пути, кроме них самих. И поныне тот, кто обречён ждать, смотрит на них и тоскует.

10

Трудно быть спокойным, зная слишком много, трудно любить тех, кто знаком слишком хорошо. В своём гнезде мы так много говорили, что не осталось сил слушать, так много слышали, что не осталось сил понимать. В тесном доме пробуждается жажда молчания, пёстрая осень ждёт чистой зимы.

И Кимбвейк, Синяя луна, приходит бесшумно и незаметно, как первый снег, и говорит тихо, и все замолкают вокруг.

- Тайна – это то, чего не надо знать. Память – для того, чтобы слышать в тишине, потому что важное звучит долго после того, как оно сказано. Если вы хотите узнать покой и глубину, я научу вас этому. Одни будут оберегать от забвения то, что нужно помнить, а другие – сдерживать от любопытства то, чего не надо знать.

И мы, уставшие от собственного шума, доверились молчаливому Кимбвейку. Как свежий ветер, как речная прохлада, как ночь, нас окутала тишина, и мы услышали собственное гулкое эхо. И каждый получил свою память и свои тайны, и туман одиноких мыслей скрыл каждое лицо. Но туман этот был холоден.

А те, что не пожелали услышать тихий голос Синей Луны, остались маленькими зверьками, полёвками, сурками и мышами. Никогда не смолкает шум в их гнезде, никогда не живут они поодиночке. И в доме, где тепло и людно, мыши заводятся.

11

Как почуять тепло сквозь лёд молчания? Как может быть близким тот, кто держит запертой свою голову? Мы хранили новые сокровища, глубокие и редкие, и боялись делиться ими. Память не приносила нам пользы, а тайны – радости.

Эльдвейк видит нас и говорит:
- Друзья! Вы потеряны и не верите один другому. Вы не ждёте помощи ниоткуда, и я слышу, как вы жалуетесь на это. Доверьтесь мне и друг другу. Я знаю, как это делается: есть те, у кого можно научиться, и те, кого нужно научить. То ценное, что вы имеете, вы не потеряете, если отдадите, а умножите вдвое.

Нам понравились слова Зелёной Луны, и мы приняли их. И взгляды наши стали ясными и тёплыми до самого дна, и каждый увидел в другом отражение и продолжение самого себя. Не трудно нам было теперь делиться всем, что у нас было. Но мы не знали, где наша преданность понадобится, где будет использована нам во вред, а где истратится напрасно, опустошив нас.

Те, кто не прислушался к Эльдвейку, остались холодными молчаливыми рыбами в глубине рек и Моря. Такие глубокие тайны им известны, какие не каждый может добыть, но никогда они не делятся своим знанием. И до сих пор тот, кому некому довериться, приходит к рыбам и излагает им свою тайну, и тонет она навеки в их непроницаемых глазах.

12

Нет в нас столько дружбы, чтобы хватило на всех. И когда пришлось решать, кому отдать её, мы не знали ответа. Ближе подбирались хитрые и лживые, стремясь завладеть нами, и молчаливые и честные не могли к нам пробиться. Простые решения приносили нам вред, сложные – страх, а случайная судьба несла нас неведомо куда, как буйное море слепого лодочника.

И находит нас Рунвейк, Алая Луна.
- Безумцы! – говорит Рунвейк. – Чтобы было легче, нужно бросать, а не копить, а вы не умеете жертвовать одним ради другого. Для того нужна мудрость, чтобы знать, что действительно нужно и всем, и каждому из вас, и выбирать нужное. Нужное не потому нужно, что приятно, и не потому, что выгодно, и не потому, что справедливо, и не потому, что логично, но потому, что станет всем этим, когда совершится.

И странный огонь пробудили в нас слова Рунвейка, и нам захотелось уметь то же, что и он. И мы удивлялись, что Алая Луна согласилась с печалью и неохотой, хоть и сама предложила нам свой дар. Получив его, мы увидели, как много лишнего носим с собой, и избавились от многого, что нам мешало, и стали свободны. Теперь мы могли выбирать сами то, что считали нужным, но невыбранное приходилось оставлять навсегда. И одни решали не задумываясь, а поступая так, как им подсказывала их мудрость, а другие размышляли, выбирая своё. Мир сделался прост, но его простота была страшна и горяча, а выбор труден, и ошибки причиняли нам боль, а правильное решение редко было лёгким.

Те же, кто не решился учиться у Рунвейка, остались лошадьми, существами умными и верными, не умеющими выбирать. И до сих пор можно увидеть, как лошадь слушается хозяина, что бы он ей ни приказывал.

13

Тот, кто терпит боль, должен знать, для чего он её терпит, иначе само существование теряет смысл. Получив мудрость, мы задали себе вопрос, для чего нам мудрость, и наши мысли замкнулись в печальный круг. Что бы мы ни получали, нам было мало самих себя, и наше желание меняться становилось тем сильнее, чем больше мы менялись, и выплеснулось за пределы нас самих, причиняя нам страшную тоску, и мы не знали, по чему тоскуем.

И тогда мы услышали, как говорит Тсильвейк, Серебряная Луна.

- Любимые мои! Я знаю, чего вам не хватает. Вы мыслите и чувствуете, как живые, но не умеете создавать нового, как живые это делают. Та сила, которая позволит вам быть живыми, невероятно велика, настолько, что вам вряд ли удастся её осознать полностью. Вам придётся разделиться на мужчин и женщин, чтобы смотреть на неё с разных сторон и пытаться донести друг до друга. И цена за неё велика. До сих пор ничто не доставалось вам даром, но цена любви – ничто по сравнению с вашими прежними потерями. Подумайте хорошо, пусть оно того и стоит.

Но то, что мы видели в глазах Серебряной Луны, было до того ясным и великим, что мы не могли отказаться, как нам ни было страшно. Мы уже понимали, что не каждый полученный дар научились использовать, и предчувствовали, что нам не станет легче, но всё равно просили Тсильвейка, чтобы он сделал нас живыми.

И Тсильвейк согласился с большой радостью, как ни отговаривал нас до этого. Серебряная Луна созвала всех, и куглинов, и Лун, пришедших раньше неё, чтобы все вместе установили новый порядок.

Тех, кто отказались от её дара, было немного, и мы не можем их назвать, потому что теперь существуем не так, как они, и они могли бы разрушить наш мир, если бы их было больше.

14

- Хорошо, - сказал Тсильвейк. – Вы узнаете, что такое жизнь, но жизнь возможна только во времени, и если у неё есть и начало, то есть и конец. Жизнь возможна только на земле и только для тех, кто сам твёрд, как земля. Жизнь – это создание нового, но для этого вам понадобится тело, которое вы не сможете бросить и не сможете менять свой облик, как вы это делаете сейчас. Но жизнь хочет продолжаться, и поэтому вам придётся размножаться, чтобы вы могли оставить других продолжать ваши дела, когда закончится ваша собственная жизнь.
- А если все дела будут доведены до конца? – спросил Рунвейк.
- Не знаю, возможно ли это, - сказала Пёстрая Луна.
- И я не знаю, - ответил Тсильвейк, а Кимбвейк промолчал.
- Однако, - мрачно заметил Бильвейк, - если куглины научатся сами создавать новое, они будут сильнее нас, Лун. Мы-то не меняемся.
- Мы можем стать живыми вместе с ними, я думаю, - сказала Зелёная Луна.
- Тогда и наша жизнь закончится, - сказал Рунвейк.
- У нас тоже будут дети, - сказала Бурая Луна.
- А мы вернёмся снова сюда и станем, какими были, - поддержал Зортинвейк.
- Не станем, - возразил Тсильвейк. - Жизнь – это путь, и возвращение невозможно.
- Кем же мы тогда станем? – спросили мы.
- У нас будет жизнь, чтобы это узнать, - ответил Тсильвейк, а Кимбвейк промолчал.
- Если нам будет чего-то не хватать, придут ещё Луны, - сказал Кальдвейк.
- Не придут, - сказал Рунвейк. – Если мы сами получим жизненную силу, нам придётся самим помогать друг другу.
- Почему тогда мы так хотим того, о чём ещё ничего не знаем? – возмутился Тэлвейк.
- Ты ошибаешься, - улыбнулась Серебряная Луна. – Ведь мы уже существуем благодаря этой силе. Каждый из нас приносил с собой её частичку, не только я. Но теперь мы сможем сами владеть ей, своей жизнью, делиться ей и воплощать её.
- Такая большая сила будет очень опасна, если её использовать во вред, - с опасением сказал Висамвейк.
- Будет, - печально ответила Серебряная Луна, но её грусть быстро прошла.
- Кто будет управлять – мы ей или она нами? – мрачно усмехнулся Рунвейк.
- Мы справимся, - горячо сказали мы, - и отказываться от неё не будем, и бояться не будем, и не будем использовать её во вред, и не будем тратить попусту, и не будем жадничать, мы обещаем.
Все Луны согласились с нами, и только Кимбвейк промолчал, и Рунвейк покачал головой.

И тогда Луны собрались на совет, только вместе они могли решить, какой будет жизнь для тех, кто раньше не знал её.
Поговорив между собой, они вернулись к нам, но теперь они были другими. С удивлением мы обнаружили, что шаг Синей Луны лёгок и тих, что руки Кальдвейка теплы и крепки, что волосы Эльдвейка пахнут свежескошенной травой. Луны стали похожи на людей, которых мы иногда видели на берегах рек, хоть и не так тяжелы.

Вперёд выступил Бильвейк, Белая Луна.

- Каждый из нас, - сказал он, - будет жить в своём теле. А якорем, который удержит каждого в его теле, будет имя. Мы взяли себе имена, и потому теперь мы телесны. Мы, Луны, и вам дадим имена. Мы все пришли к вам, чтобы сделать вас живыми, а скоро вы станете такими же, как и мы. Но нам легче, чем вам. Мы не меняемся, а значит, и пустота не может нас одолеть так легко, как вас. Поэтому мы и дадим вам имена, крепкие и неизменные, яркие, как и мы, Луны. Даже если вы растеряете все дары и всё забудете, у вас останется имя.

Серебряная Луна сказала:

- Имена должны быть мужские и женские. Поделитесь поровну. Только вдвоём вы сможете начать другую жизнь, как это делают люди.

- Держите свои имена в тайне, чтобы их не украли, - добавил Кимбвейк.

И Пёстрая Луна добавила:

- Если будете тратить эту силу впустую, вас одолеет пустота, и от вас ничего не останется.

- Жизнь – самый большой дар, который можно получить, - сказал Рунвейк, - остального придётся добиваться самим.

- Теперь, когда вы сами телесны, придётся и землю сделать крепче, - сказал Эльдвейк.

И прежде чем дать нам имена, Луны взяли свет, ту силу, из которой сделан наш мир – ведь теперь они умели создавать новое – и придали всему форму и вес. Ильтвейк был тем, кто направил реки по их руслам, и их источником стало первое золотое зерно, оживившее наш мир, и до сих пор вода в истоке Закрайней – живая. Всё тайное и невысказанное, всё памятное собрал Кимбвейк и сделал Морем. Всё верное и крепкое собрал Эльдвейк и сделал небом, и зажёг звёзды, соединив их в созвездия, как только Эльдвейки умеют соединять.
Каждый хотел сделать солнце, и Бильвейк первым вытесал солнце из крепкого, как камень, огня, а потом Кальдвейк вырастил своё солнце, как яркий цветок, и Ильтвейк собрал своё из бликов и отражений, как пчела собирает мёд.
Только под небом Куглинка земля стала полностью нашей. До того мы скитались над разными землями, не заботясь о том, что наш мир мал и зыбок. Теперь земли, над которыми светили наши солнца и сияло наше небо, стали нашим домом. А под ними Тэлвейк проложил глубокие корни – тёмные пещеры, чтобы нашу землю не унесло течением времени.
Земля была ещё маленькой, но Луны решили, что пока хватит, а потом мы поможем им её доделать.

Потому что впереди была работа ещё тяжелее. Каждый должен был получить тело и имя. Каждая Луна взяла по пучку своего света, и из этих нитей, завязав на них узлы, чтобы они не рассыпались, Луны соткали основу, а потом обмазали её глиной, потому что этот свет нельзя было видеть. Один узел они привязали к земле, и ещё много нитей оставили свободными. Так они делали тела друг для друга, а теперь сделали и для нас и привязали нас к ним тайными именами, как и обещали.

Мы получили глаза и огляделись, получили уши и прислушались. Мы почувствовали запах трав и тепло солнца. Мы и раньше спускались на землю и принимали облик, похожий на человеческий, но такого не чувствовали никогда. Нам было весело, было любопытно, было страшно. Мы чувствовали тоску, которую не могли объяснить, когда взлетали над землёй и видели её красоту. Но теперь эта тоска выросла в нас, как дерево, выросла больше нас, и нам хотелось одновременно плакать и смеяться, и мы знали, что никогда не сможем ни выразить того, что видим, ни забыть. Только сейчас мы почуяли нити, привязавшие нас к этой земле и друг к другу, и это чувство было сильным, как невыносимая боль, но приносило огромную радость.

Мы полюбили эту землю, когда стали живыми.
Комментарии: 16