Когда Лиза просыпается поутру, в их дортуаре уже сидит Маша Ветлугина – ее заплетает Арцыбашева. Есть и другие претендентки на прическу. Лиза лениво начинает одеваться: она всегда долго просыпается.

77677-398c8-76418944--u40a09

Когда Лиза спускается в танцевальный зал – заметьте, раньше указанного времени – все уже в сборе, и надзирательница Ларина делает ей выговор, попутно порицая за слишком длинные шпильки. Лиза обреченно ждет, когда Ларина перестанет смотреть на нее своими ледяными глазами (нет, все-таки не сняла баллов, только пригрозила). Тем временем экзерсисы – на них разрешено быть без пелеринки, и, в общем-то, именно это и спасло Лизу – приводят ее в чувство: Лизонька всегда любила танцевать, а начинать утро с танцев лучше, чем с Лариной. На разминку заходит Ливен и просит продемонстрировать лучший из возможных реверансов. Для наглядности велит девицам вообразить, что они кланяются самому Государю Императору. Получается у всех по-разному, у Лизы только на семерку. Она мысленно списывает это на утро, вредную Ларину и прочие беды человечества.

77677-099ca-76421525--ue3483

Перед завтраком – традиционная церемония построения. Это один из самых важных показателей, что происходит в институте: в зависимости от места девочки в колонне и от ее пары читается текущее ее состояние. В отделении Лизы сюрпризов нет: в начале, как обычно, Полли с Хованской, сама Лиза где-то в серединке. Вздох удивления вызывает Нина: она сначала опаздывает на построение, а потом Ларина ставит ее последней, со скандалисткой Колосовой! Лиза не знает, что и думать.
На завтрак чинно приходят парами, под руководством классных дам. На мгновение рассыпаются – повесить верхнюю одежду – и снова строятся. За едой m-lle Валентина сначала смотрит, чтобы спина у всех была ровной, и только потом садится возле Ливен, удовлетворенно улыбаясь и изредка строго посматривая на девочек. Девочки украдкой переговариваются. Зря Лиза планировала написать письма за завтраком – она и забыла, что тут не то что письмо, тут повернуться нельзя…

После завтрака – считаные минуты свободного времени. Лизонька с Ниной садятся за рояль разбирать дуэт, и Лиза вспоминает, что не переписала дома двух романсов, которые хотела разучить. Поэтому остаток перерыва она посвящает письмам.

Николаю Ланскому в кадетский корпус
Милый Николенька!
Мы начали с Ниной репетировать наши «Ивушки», и тут я вспомнила, что еще хотела взять у тебя летом аккорды к еще двум романсам: «Ночь тиха» и «В лунном сиянии». Буду чрезвычайно тебе благодарна, если ты мне их пришлешь.
Любящая тебя сестра,
Елизавета Ланская.

Евгению Ланскому
Дорогой Женечка!
Сегодня начался учебный год в Смольном, и речь г-жи начальницы, как всегда, впечатлила всех. Однако Ниночка засомневалась, можно ли внешний этикет и воспитание ставить на одну доску с нравственным и духовным развитием, и отчего нас так активно учат одному и вроде бы совсем не заботятся о развитии второго, перекладывая дело лишь на внешний контроль.
А еще мне снилось много интересного, как всегда в Смольном! Из того, что я помню – будто бы наш Микелетто был заточенным в темницу ослепленным принцем, а мне будто бы удалось его освободить и вернуть ему зрение! Вообрази, милый, он танцевал со мной и предложил быть его королевой! Ах, у него такие глаза!
Были также и другие сны, менее приятные: я провалила экзамен Элоизычу, а еще был гроб с покойником, который вставал и звал с собою! А Ниночка будто бы вышла замуж за капитана и героя.
А еще привиделась мне страшная женщина, которая говорила, что в Петербурге будет голод и беда, и будто бы мы все в нем умрем от холода. Я считаю, что все это пустое, потому что мы будем жить долго и счастливо.
С огромной любовью, сестра твоя,
Лизонька Ланская.

Скорее опустить их в ящик, пока не начался урок! Пробегая через библиотеку (вот классная дама не видит – сразу бы пожурила за беготню!), краем глаза Лиза замечает, как Соня Люмельская неуклюже сует в руку Элоизыча мелок в вязаном чехле. Элоизыч на ходу важно кивает, приняв подарок, и деловито идет дальше. Лизу передергивает от воспоминаний сна и от мысли, что такого тоже кто-то обожает. Вот то ли дело душка Микелетто!.. А как бедная Полли Веневитинова должна выйти за старого Мешкова – его же тоже придется любить?!

Первый урок был у Буданова. Надо же, Лиза за лето забыла, что классная дама во время занятий тоже сидит в классе и снова тычет в спину, чтобы сидели ровно… Мало того – иногда заходят то Ларина, то Ливен, то вообще какой-то незнакомый господин с рукой на перевязи… И всякий раз надо вставать, приветствовать, урок прерывается… Хотя Буданов преподает свежо, с интересными заданиями, но Лиза всегда была равнодушна к педагогике.

Зато следующий урок – танцы. Лиза обожает танцевать. Вот только почему-то m-lle Martelle задерживается. Девочки выходят в коридор и замечают, что дверь в комнату эконома распахнута, комната завалена бумагами, а сам эконом, кажется, лежит на полу?.. Из соседней двери выходит бледный доктор Хованский, уверяет, что все в порядке, и просит девочек вернуться в класс. Лиза предпочитает выбросить это из головы – раз доктор говорит, что в порядке, значит, разберется и сам. Тем временем второе отделение начинает репетировать полонез к балу, а также шлифует реверансы, отсмотренные утром г-жой начальницей.

77677-b28a4-76282340--ubf590

После урока выясняется, что был за неизвестный господин с перевязанной рукой: это граф Туровский, который ехал с инспекцией в Смольный и должен был прибыть еще на открытие, однако по дороге его карету подорвали бомбисты, и теперь он ранен. Ходят слухи, что той же бомбой была ранена и Пржевальская, которую вез в институт Туровский… Лиза вдруг холодеет от догадки: а что, если Женя с его этой партией замешан в этом деле? Лизоньке, в отличие от мужчин ее семьи, никогда не было дела до политических воззрений, но тут она поняла: это уже не шутки. Чем дальше Лиза думает об этом, тем более укрепляется в этой страшной мысли. Поделиться ни с кем невозможно, а одной переживать это гораздо хуже – захлестывает смесь обиды и страха за брата.

Начинается урок истории. Артамонов рассказывает про реформы Александра Благословенного (войны он обещал не касаться). Лиза слушает, словно загипнотизированная его тихим густым голосом, и, словно кролик за удавом, наблюдает за тем, как он методично подходит от освобождения крестьян к террористам и цареубийству. Лизонька уже сидит, близкая по состоянию к Раскольникову во время визита в участок, готовая то ли упасть в обморок, то ли публично покаяться (хотя непонятно, в чем). Наконец, не выдержав, открывает чистую страницу в тетради:

Дорогой Женечка!
В газете мы сегодня прочли, что недалеко от нашего института было вчера покушение на графа Туровского. Вот и сейчас он с раненой рукою пришел к нам на занятие.
Но это все неважно, а важно вот что: скажи, ты же здесь ни при чем? Ведь тебе ничего не грозит? Я ничего не понимаю в этой вашей политике, но очень волнуюсь!
Сестра твоя Елизавета.

Отвлекается от письма на голос Артамонова: «народовольцы не знали, что террор неэффективен». Фраза застревает в голове, крутится, заслоняет собою все. Лиза приписывает сбоку: Террор неэффективен!

Едва дождавшись перемены, Лиза находит дворника и, сунув ему рубль, просит отправить. Ни в коем случае нельзя, чтобы письмо попало к Лариной, да даже и к m-lle Гороховой.

Приходит ответ, но не от Жени, а от Николая. Лиза по крайней мере несколько успокаивается и прекращает панически думать только об одном.

2 отд., Елизавете Ланской от Николая Ланского
Милая Лизонька,
Как там ваши новые учителя? Не попалась ли еще Нина на «вольнодумии»? Слишком уж она любит справедливость для вашего заведения.
Скучаю по тебе, сестренка. Дом без твоей живости кажется непривычным.
Коля.
P.S. Аккорды «Ночь тиха» и «В лунном сиянии» я найти попробую, но пока что ни дома, ни в нотном магазине на Невском проспекте их не нашел.

Тем временем в институте появляются люди в мундирах, возглавляемые красивым господином по фамилии Зенгер, которые ходят по комнатам, заходят в классы, кого-то время от времени вызывают. Девочки шепчутся, что Штремер мертв; что умер он при странных обстоятельствах – сначала уволился, а потом найден с пулей во лбу; что то ли сам выстрелил, то ли его кто убил.  Надзирательница и классные дамы отказываются как-либо это комментировать и только запрещают об этом говорить. Как будто это поможет! Лиза слегка жалеет, что послушалась тогда доктора и не посмотрела сама – было бы понятнее. Ведь нет ничего хуже, чем неизвестность. Кроме того, кто знает, что они на самом деле расследуют - смерть эконома или брошенную в Туровского бомбу?..

Следующим занятием была первая помощь от нового доктора Александра Николаевича Хованского – красивого молодого человека с тонкими пальцами и огненно-рыжими волосами, брата гордячки Хованской. Ходили слухи, что он приехал из полевого госпиталя в Персии, где служил, из-за какой-то романтической истории. Все это было в высшей степени интригующе. Доктор явно знал свою тему, но никогда раньше не преподавал: смущался девиц, особенно в случае вопросов, подходящих к деликатным темам. А как избежать таких тем и низменных телесных материй, если речь идет о медицине?..

Хованский рассказал, что делать при ожогах, обморожениях и вечной петербургской осенней простуде. Даже немножко потренировались: научились искать на себе пульс и считать его. Замерили на время, и Арцыбашева (она хотела стать врачом) спросила, отчего у нее пульс учащенный. Хованский в ответ спросил, сколько ей лет – и немедленно залился пунцовой краской, поскольку счел свой вопрос бестактным. Ольга, не смущаясь, ответила. Доктор, торопясь загладить неловкость, ответил, что частота пульса может зависеть от возраста, и что у молодых девиц такое случается. Вот и как, скажите, может мужчина преподавать тело молодым девицам, не погрешив против этикета? Впрочем, даже анатомический атлас, стоящий у них в библиотеке, дает пример женского тела нагишом, а мужского – в исподнем. Так что, видимо, приличия можно соблюдать даже и в таком щекотливом случае.

Доктор только перестал смущаться и начал диктовать девицам состав домашней аптечки, как явилась Ларина с кем-то из синих мундиров и ультимативно заявила, что урок окончен. Хованский стушевался и успел только сказать, что желающие могут к нему прийти за полным списком.

Перед обедом у воспитанниц оказалось немного свободного времени до прогулки. Как раз принесли свежие газеты, и Лиза немедленно перестала жалеть раненого Туровского: в одной статье разбирали его предложения по улучшению российского образования, и основным пунктом в них значилось закрытие Высших женских медицинских курсов – во избежание смущения умов и прочих бед для империи. Смольный загудел, как потревоженный улей: многие девочки собирались учиться там после выпуска, да и сама идея закрытия была изрядно ретроградной. Нина немедленно развела деятельность: пошла собирать подписи против закрытия, а также деньги на поддержку курсисток, желающих закончить медицинское образование. Лиза посчитала деньги, поняла, что ей хватит, и тоже внесла.

Еще в газете были традиционные разделы про этикет, стихи и скучные статьи про политику. Единственное, что привлекло в последних Лизино внимание, было слово Варна – девочка давно хотела побывать в Болгарии, на теплом море. А тут, кажется, не получится, потому что контекст у этой Варны оказался явно немирный.

В библиотеку вбегает Машенька Ветлугина, удивленная, но, кажется, радостная. В руках у нее книга – «Житие Серафима Саровского». Маша спрашивает, не знает ли кто, откуда ей попала эта книга; но никто не признается. Лиза кстати вспоминает, что давно не держала в руках любимую «Всеобщую историю»; однако книги нигде не видно – ни в библиотеке, ни в комнате. Ну и ладно, думает Лизонька, потом найдется – и идет к полке выбрать другую. Ответа от Жени все нет. Лиза запрещает себе паниковать.
Комментарии: 3