Конец эпохи

Наутро Маделин с трепетом сходила вниз к завтраку: день собирался очень, очень многотрудный. Объявление Марвина, разговор с отцом (что он придумает на этот раз?), плохо спланированная операция по спасению «зайца»-Витфильда, переданное на сохранение тетей Персефоной компрометирующее письмо – и, наконец, рана после ночного приключения не добавляла уверенности в себе. С другой стороны, то, что она больше не изгой в собственной семье, что не надо больше бояться бабушки и чувствовать стыд перед отцом за свое существование, было новым и окрыляющим. При этом в глубине души кололась мысль, что отец мог вот так вот 19 лет наблюдать за тем, как его сын копается в саду и носит воду – и ничего, ничего с этим не сделать… А еще почему-то невыносимо хотелось увидеть Брайана – рассказать, как к лучшему обернулась эта история, поблагодарить за аккуратно зашитую рану и… просто, в общем, очень хотелось его увидеть. Надо будет сходить к Эндерби после завтрака, тем более что есть приличный повод – показаться врачу.

За столом уже сидели многочисленные приглашенные – викарий с супругой, бабушкина компаньонка, работающая в редакции, и другие – явно заинтригованные причиной своего присутствия на завтраке (обычно Торнтоны приглашали только на чай или ужин). Лорд Джон чего-то (домашние знали, чего именно) ждал, все не давая знака к началу. Воздух начинал звенеть от нетерпения. Наконец, вот они – напряженный Марвин в невообразимой шляпе и в новой жилетке и миссис Диксон, большая и мрачная, как туча. Случилась некоторая заминка: леди Эмбер передвинулась дальше вниз стола, место напротив лорда занят Марвин; мисс Диксон посадили после гостей. Мать и сын оказались ровно по диагонали: он во главе, она в конце стола. Лорд Торнтон встал:

- Вот то, зачем я собрал вас сегодня на завтраке, уважаемые жители Эрби. Представься, пожалуйста.
- К вашим услугам, Марвин… Торнтон, – тихо, почти беззвучно, словно подавившись на середине; кажется, никто ничего не расслышал из приглашенных к столу.
- Этот юноша является моим сыном и наследником рода Торнтонов. Соответствующие документы уже посланы на одобрение Его Величеству. А теперь можете начать сплетничать.

Сами Торнтоны старательно делали вид, что ничего не происходит, и разговаривали между собою и с гостями о погоде. Гости выглядели ошеломленными, но тоже подключились к светской беседе. Маделин было отчаянно неловко: именно ей (она была ближе всех из хозяев) нужно было о чем-то говорить с миссис Диксон, которая сидела в самом конце стола, как принесенный из леса в гостиную ежик – угрюмо, обиженно и даже как-то с вызовом; а Маделин было мучительно ее жаль и не находилось ни одной темы, которая одновременно выразила бы поддержку этой женщине и при этом не могла бы быть прочитана неправильно, как издевательство или насмешка.

Маделин, проклиная свою знаменитую светскую неловкость, оживленно включилась в разговор лорда Мертона с его турецким другом, периодически в своих репликах «передавая ход» миссис Диксон; но та была глубоко в себе, намеков не понимала (или не реагировала) и ничего не ела – по крайней мере, до тех пор, пока леди Джулия не предложила ей яиц с паштетом, которые той из вежливости пришлось взять. Маделин иногда бросала взгляды вверх стола, но там, кажется, ситуация была чуть легче. Марвина ужасно хотелось поддержать, взять за руку и пообещать, что все будет хорошо, и в аристократическом доме жизнь тоже есть; но до завтрака она не успела, а сейчас не время.

Алиса, сидевшая по другую руку от Маделин, тем временем попросила Бейли принести соль; тот забыл, и ей пришлось ему об этом напомнить. Старый дворецкий так разволновался из-за непростительной оплошности, что, неся к столу хрустальную солонку, споткнулся и упал на дорожке во весь рост. Торнтоны обеспокоенно подскочили, лорд Джон сам помог старику встать и отвел его в дом; немедленно послали за доктором. Было решено не позволять Бейли подниматься из кресла-качалки и убедить его, что от мудрого руководства слугами гораздо больше толка и необходимости, чем от собственноручного выполнения поручений.

Когда завтрак завершился, Маделин первым делом отвела Марвина в уголок и с жаром подтвердила ему, что он может на нее рассчитывать, что общее «хулиганское» прошлое только укрепляет расположение к нему Маделин, а также что она весьма сожалеет о жестоком поведении к нему отца все эти годы. И – что важно – что остальные сестры также не намерены причинять новообретенному брату зла.

Бейли (которого уже осмотрел вызванный Брайан) торжественно усадили в беседке для председательствования давней традицией Эрби – «охотой на зайца», в которой могут принять участие все желающие джентльмены и даже леди. «Заяц» Витфильд неприкаянно мялся рядом. Бейли (который в незапамятные времена сам был "зайцем") напомнил, что «зайцу» запрещено прятаться в домах, а охотникам запрещено догонять «зайца» бегом, а также стрелять в него стрелами или пулями, бить тростью и копытами коня; а можно касаться рукой, перчаткой или ботинком; что победитель получит сотню фунтов, а если такового не случится, то выигрывает «заяц». Участники – мужское светское общество Эрби, к которому присоединилась леди Персефона в умопомрачительной амазонке – с нетерпением ожидали старта. Наконец Бейли дал фору «зайцу» и отпустил охотников.

Брайан успел шепнуть Маделин, чтобы та при первой возможности шла в городок помогать Витфильду, как отец собрал свое семейство в гостиной.
- Итак, вы вчера уверяли меня, что способны управлять поместьем. Вот мы это и проверим: теперь я буду давать вам различные поручения. У меня есть несколько дел, которые нужно решить. Подумайте, кто из вас чем хотел бы заниматься. Виктория, к тебе сразу есть дело: помоги Марвину написать письмо моему партнеру, которому мы сбываем продукцию наших фермеров и консервного завода. В письме нужно уточнить перспективы сбыта нашего нового яблочного десерта, а также спросить о здоровье его жены и детей (кстати, аккуратно уточнить, сколько их точно – двое или трое); еще у него есть два любимых бульдога. Остальным я раздам поручения чуть позже. Маделин, пойдем поговорим.

Маделин, несколько расстроившись, что Витфильд остался сейчас без ее помощи, с замирающим сердцем прошла в беседку следом за отцом.
- Ну, расскажи, в чем было дело, с самого начала.
Маделин задумалась. Что считать началом? То ли, как семь лет назад она впервые переоделась в мальчика? Отец, видя ее замешательство, уточнил:
- Ну, по крайней мере, о том, зачем ты пошла в лес и переоделась.

Это изрядно прояснило дело. Маделин с облегчением пересказала отцу то, что рассказывала вчера дамам Торнтон-холла, особенно напирая на невозможность предотвратить уход в лес друга и на странные эксперименты с газом. Маделин вспомнила, как ночью озабоченный отец говорил что-то про сообщение государственной важности, которое он только что получил, и предположила, что галлюциногенный газ и даже волк может иметь к этому дело (вдруг проводятся военные учения?), и потому относительно этих материй выложила все, что знала, сдобрив собственными предположениями. Отец покачал головой:

- К сожалению, в Эрби происходит очень много всего, о чем я узнаю в последнюю очередь. Пожалуйста, держи меня в курсе этой истории, особенно если что-то новое выяснится о газе или химических экспериментах.
Маделин с жаром подтвердила, что непременно узнает подробности. Кажется, гроза миновала.

Тем временем на крыльце раздался оживленный шум. Оказывается, «заяц» был уже пойман, несмотря на изящный маскировочный прием, и притом за кратчайший в истории срок – что-то около 10 минут! Бейли торжественно вручил выигрыш мистеру Беллману, доставшему «зайца» перчаткой, а тот в рамках благотворительности и благородного поступка передал его Витфильду. Все разошлись, а Брайан, следивший все это время за состоянием дворецкого, остался с Маделин на крыльце и с жаром распекал бестолкового Витфильда, который не смог уйти от охотников даже после того, как Шайка переодела его в куртку другого цвета и снабдила шляпой (так вот что было тем изящным приемом!), чтобы его невозможно было узнать издалека. Маделин язвительно заметила, что Крейвенского волка не могут изловить бегом уже который день, а Витфильда за 10 минут поймали пешком… Впрочем, деньги он все равно получил – а это и было основной задачей Шайки, поскольку плачевные финансы семейства Вудсов у многих вызывали опасения.

Вдруг в доме послышался шум и крики, панически призывавшие Брайана. Старый дворецкий сидел в кресле-качалке, уронив голову набок, и не двигался. Обитатели Торнтон-холла напряженно стояли перед ним полукругом. Брайан наклонился к Бейли, сделал что-то свое медицинское и объявил, что тот только что умер.

Маделин стояла в оцепенении. Она еще ни разу не видела мертвых, а уж тем более нельзя было представить мертвым Бейли, который был всегда и, казалось, всегда будет. Но тот сидел в кресле и не двигался – чего, конечно, живым никогда бы не допустил в присутствии хозяев… Из этого состояния Маделин вывел отец:

- Поручаю тебе важное дело: займись оформлением документов Бейли. Нужно сходить к нотариусу, выяснить о его завещании, и передать имущество соответствующим людям. Мне сейчас некогда, а старому дворецкому было бы приятно, что юная леди занимается его делом.

Маделин в прострации вышла в Эрби. Ее одолевали смутные чувства: было невероятно жаль старика Бейли, странно идти по улице не просто в одиночку, а еще и по делу, при том, что это дело она не придумала себе сама, а оно было самым настоящим, необходимым. Она чувствовала растерянность, потому что не совсем представляла, с какого конца нужно браться за настоящие_серьезные_дела, а еще не была уверена, прилично ли юной барышне ими заниматься или по крайней мере не скрывать, что занимаешься, или это как с науками – знать обязана, но при этом точно так же обязана показывать свою полную некомпетентность.

Нотариус завтракал в гостях и ожидался дома с минуты на минуту. Чтобы не смущать его семейство своим присутствием, Маделин заглянула в соседнюю кофейню «Корона», где не бывала уже целую вечность. Миссис Диксон за прилавком явно чувствовала себя куда уверенней, чем за столом в Торнтон-холле, и даже начала улыбаться. За столиком сидели леди Персефона и Виктория, которые с жаром пригласили ее присоединиться к тортам. Маделин рассеянно листала меню, глядя на цены – 3, 5, 8… У нее после вчерашнего оставалось только 6 фунтов – хватит на торт, но не хватит на кофе… И вдруг она осознала, что цены – в шиллингах, а не в фунтах.

Нотариус мистер Питерс ничем не показал своего удивления, когда Маделин, нервничая и сбиваясь, объяснила ему причину своего утреннего появления. Он выразил соболезнования по поводу кончины старого слуги и, порывшись в бумагах, достал завещание.
«Я, Роберт Бейли, урожденный 31.10.1840, в Эрби, графство Кент, находясь в добром здравии, ясном уме и твердой памяти, в память внуков моих, Роберта III Бейли и Джозефа Бейли, погибших, защищая родину, в Южной Африке, в Англо-Бурской войне, завещаю все свое имущество (за исключением ниже упомянутого) благотворительной организации в поддержку ветеранов войн. Галстук-бабочку завещаю преемнику моему в Торнтон-холле, кем бы он ни был». Дата, подписи.

Несмотря на хромоту, нотариус великодушно согласился сопровождать Маделин в Торнтон-холл, дабы засвидетельствовать опись имущества покойного и дать дельные советы касаемо того, что конкретно делать с отдельными предметами и в каком виде сдавать их в организацию. В беседке у дома с обреченным видом сидел Марвин, в отупении глядя перед собой сквозь исписанный листок бумаги, и ему что-то терпеливо втолковывала сидевшая рядом Алиса (ага, подумала Маделин, кажется, Виктории надоело поручение, и за нее снова доделывает сестра). Тело Бейли уже лежало в гробу, убранное цветами. В воздухе носился немой вопрос на грани паники, откуда брать нового дворецкого, поскольку вечером намечался Бал Слуг, и проводить это мероприятие без дворецкого было невозможно, как невозможно и нарушить традиции и не проводить его вовсе, а ученика Бейли не оставил…

Выяснилось, что за долгие годы имущество Бейли накопил следующее: две пары белых перчаток, белая парадная бабочка – та самая, которую он завещал преемнику, бронзовые карманные часы и 20 шиллингов. Мистер Питерс засвидетельствовал обнаруженное и подтвердил, что Маделин может носить при себе это имущество вплоть до передачи указанным в завещании получателям, а также что в Эрби есть одна организация, фондом которой управляет Руби Пратт, совладелица модной лавки, к которой и стоит обратиться относительно часов и шиллингов. Маделин со вздохом подумала, что количество чужих вещей, переданных ей на сохранение, неуклонно растет.

Выходя из Торнтон-холла, Маделин заметила, что Марвин сидит в беседке уже в одиночестве и по-прежнему глядит в лист. Она немедленно села к нему, взяла за руки и, глядя в глаза, объяснила, что сейчас самое трудное время, а потом станет легче, когда привыкание к трудному образу жизни уже случится, и будут силы использовать новые возможности и развлечения, которые дает новый статус. Перечитала письмо, увидела колченогое вступление (работа Виктории), деловито по пунктам расписанные вопросы о поставках (видимо, Алиса делала) и полное отсутствие раздела «личное» - о тех самых детях в неизвестном количестве, любимых бульдогах и прочем. Маделин, задумавшись на минуту, додиктовала Марвину этот абзац (о, как он долго и неумело, оказывается, пишет – Маделин снова пронзила жалость к брату, что столько времени потрачено зря, когда он мог бы стать уже блестящим образованным джентельменом…), перечитала письмо целиком и велела переписывать набело.