А у меня на вечер еще одно задание: мне нужно на 15 минут отключить систему защиты доков станции. Дело в том, что незадолго до моего вылета на станцию ко мне пришли люди, которых я не знала, но которые назвали ряд известных мне имен из «Свободного Марса». И предложили позже втайне пропустить их на станцию.
- Зачем?
- Поговорить… - недобрая, волчья ухмылка.
Недавно на коммуникатор пришло письмо, а сейчас у меня вахта. Клик-клик. Индикатор «доки» на пульте управления дисплее гаснет. 14 минут… 10… 5… 3… Всё. Никто не пришел, никто не застиг меня на месте преступления.
Утро приходит быстро (я ведь легла совсем недавно – заканчивала проект Устава). И начинается с допроса Джейн Доу. Выясняется, что она – бывшая серийная убийца Мария Синклер, которую телепат Вайнона Райдер в свое время казнила методом стирания памяти в условиях суда Линча. «Мария» об этом не знала, и сейчас раскрывшееся прошлое ее отнюдь не радует.
- Почему люди так стремятся сохранить тело, не убить его? Ведь личность гораздо ценнее, а ее приговаривают к стиранию?
Хороший вопрос, подчиненный.
- Мне тоже кажется, что личность ценнее, а «стирание личности» - всего лишь эвфемизм для того, что раньше честно называлось казнью.
Для Джейн есть и хорошие новости: хотя убийство бракири в стиле Марии, адвоката убила не она. Зато следующую новость классифицировать сложно: медицинская аппаратура не показывает у нее наличие альфа-волн, характерных для живого организма. Мой специалист по вычислительным системам «Вавилона-5», сотрудник соперничающей корпорации «Грядущее» - киборг... Дракх меня забери.
Джейн свободна от подозрений, но убийцу нужно найти. Телепатия нам в помощь. Синклер предлагает пройти сканирование Равелю, и выясняется, что это дело его рук: этот бракири в свое время заказал убийство его дочери.
Я полностью понимаю Фредди. Но окружающие думают по-другому: коммандер Синклер создает трибунал из старших офицеров. В него входят он, Янковски и я – по старшинству.
- За убийство предлагаю приговорить его к казни путем стирания личности, - Синклер.
(Дядя, Вы что?!? Вам нужна кровь?)
- Кто «за»? Синклер, Янковски.
- Кто против?
Я.
- Я предлагаю ограничиться тюремным заключением.
Информация о Равеле вместе с решением нашего трибунала передается на Землю для принятия окончательного решения. (И через какое-то время Земля принимает решение восстановить его в должности. Видеть при этом глаза напыщенных офицеров – огромное удовольствие.)
В это время в холле гремит взрыв. Бегу туда, вместе с тремя послами попадаю под град осколков. К счастью, ранения пустячные, и через 10 минут в медблоке я бегу на палубу снова, чтобы найти чертову бомбу, которая портит МОЮ станцию. Лихорадочные поиски – и ВОТ ОНА! Мне не удается сдержать радостный крик – академическая сдержанность в любых условиях снова послана дракху под хвост. Анализ бомбы, который мы проводим совместно с Ван Дорф, показывает, что при взрыве использованы земные технологии, а сама бомба собрана на станции, в желтом секторе.
Почерк настолько характерен для «Земной гвардии», что нет почти никаких сомнений, что это она. Чтоб развеять последние, «ЗГ» передает в СМИ ролик, в корм берет на себя ответственность за теракт. Если вдруг кто не понял.
Собираемся в рубке. Вопросов для совещания накопилось много. На черный рынок выбросили ТО. Там же снова откуда-то появились планы станции (коммандер приказывает выкупать при первой возможности, даже на свои, а потом обращаться к нему за возвратом средств. Сейчас за них просят 300 000, Равель знает, кому их передать, получает деньги и возвращается с планами). Мне нужно доложить о результатах исследования бомбы. Доу обращает внимание Янковски, что лучше воздерживаться от выражений типа «долбанные ксеносы» в присутствии ксеносов, хотя бы таких бойких, как нарны и драззи (Янковски обещает). И еще один вопрос в повестку дня приготовили доктор Франклин и госпожа Ван Дорф.
- Честь офицера не позволяет нам служить вместе с убийцей, господином Равелем. Он должен уйти.
Коммандер явно растерян - как и всех нас, Равеля пригласил в команду он. Но для начала Нейману нужно понять расклад сил.
- Кто не хочет работать с мистером Равелем?
Франклин, Ван Дорф, Янковски.
- Кто не против?
Нейман, Джобс, Доу.
- Три на три.
Растерянности на лице Синклера не убавляется. Но ему нужно что-то делать. Мне, правда, кажется, что если офицерская честь ™ тебе что-то не позволяет, уходить должен ТЫ. Ведь Равель восстановлен в должности приказом вышестоящих инстанций! Но Нейман решает иначе.
- Равель, Вы должны подать рапорт. О переводе со станции или об отставке.
Эх, дядя Синклер… У нас в приюте это называлось «прогнулся».
Равель берет на раздумья час.
На планерке остался последний вопрос, о нем напоминает Ван Дорф.
- Должность главного инженера. Стефани Джобс – только исполняющий обязанности, нужно принять решение.
- На следующей планерке проголосуем, - Нейман.
ЧТО???
Планерка закончилась, Нейман уходит. И уже у порога:
- И если это кто-то из вас связан со взрывами - завязывайте.
Нет... не я. Пока?
Догоняю Неймана в коридоре.
- Командор… дядя Синклер… (прием запрещенный, но надо, чтоб он понял). Должность главного инженера станции требует компетенции, а не пиар-кампании. Кроме того, я всегда получала свои оценки и должности благодаря успехам в работе, а не политике. Я не хочу, чтобы этот вопрос решался голосованием.
- Я Вас услышал.
Свободное от вахты время я решаю провести на заседании Ассамблеи. Надо посмотреть, чем же занимаются там послы, работу которых мы обеспечиваем. Перед заседанием встречаю Семенофа.
- Игорь Федорович, трибунал еще не создан?
- Пока нет, Стефани, у нас столько более срочных вопросов, что обсудить этот нет времени.
Жаль.
Послы предсказуемо катают вату – «ставим вопрос на голосование», «нет кворума», «поднимите руки», «кто воздержался?». Базар такой, что часто невозможно понять, на каком решении остановились. Но зато последний вопрос повестки для меня важен крайне: принимается решение создать комиссию гуманитарного комитета по расследованию трагедии Берлина-II. Это, конечно, не трибунал, но шаг в правильном направлении.
О планах создать эту комиссию мне вчера рассказал Синклер Нейман. «Я Вам обещал! Подойдите к госпоже Кейн, она хочет поговорить с Вами об этом».
К Кейн, значит. Привет с Марса, Стефани, красной планеты – красной от крови восставших. Это помню я, помнит и она: на выборах председателей комитетов госпожа Кейн прислала мне предложения по голосованию по трем кандидатурам. Невежливо было оставить деловое письмо без ответа, и мне пришлось написать - что я поддержу из них только одну.
Подхожу к Кейн.
- Мистер Синклер просил меня поговорить с Вами.
В этот момент я просто эталон сдержанности и вежливости. Надеюсь.
- Я понимаю, что у нас с Вами в прошлом были разногласия и к единому мнению нам не прийти, - неожиданно дружелюбно говорит сенатор. – Но вопрос о том, что произошло на Берлине-II, для меня крайне важен. Там погибли люди, там исчезла моя дочь, мне хотелось бы добиться правды, наказать виновных, и я прошу Вас помочь мне в этом.
«Прошу», «помочь», «несмотря на разногласия»… А Кейн, оказывается, умеет признавать проблемы и говорить о них вслух. И вообще говорить.
- Охотно, госпожа Кейн, - отвечаю я. И чувствую, что корочка заготовленного протокольного льда дает трещину.
И вот сегодня этот комитет создается…
- Сбегай в рубку, - неожиданно говорит возникший рядом Нейман, - посмотри, все ли в порядке.
- Коммандер! Не сейчас, пожалуйста!!!
- А… ну да.
- Кто «за»? – считает Александра Бах. – Встаньте, а то не видно. Один, два… Восемь. Кто против? Один, два…
Господи, как вас много!!!..
- Восемь.
НЕТ!!!
И тут поднимается Алон Маллари, задает вопрос по процедуре – могут ли голосовать послы, которые подошли позже, кто имеет право голосовать сейчас…
- Давайте заново, - говорит Александра Бах. – Кто «за»? Один, два… Девять. Против? Один, два… Восемь. Принято.
КОМИССИЯ СОЗДАНА!!! Спустя 15 лет мы узнаем, что произошло на Берлине-II и накажем виновных. Мама, папа… это для вас! Я бросаюсь на грудь стоящему рядом Нейману, он гладит меня по голове. А потом бегу наверх и, кажется, обнимаю каждого встречного, сообщая им эту новость.*