Елиазар, сын Лазаря из колена Рувимова

У Авигеи родилось сразу двое. Она долго выбирала имена мальчикам по списку Торы, и назвала старшего Мелхисуем, а младшего Елиазаром. С самого детства братья решили, что всегда будут они вместе и все у них будет общее, хоть и обещали Мелхисуя отдать в колено Иудино. Мелхисуй противился, но девочка-пророчица Анна сказала, что колено Иудино будет богаче колена Рувимова, и Мелхисуй смирился. Все равно у них с братом все будет общее.

Отец их Лазарь был неискусен в Торе и преданиях, потому учил детей по-простому. Они сидели на берегу маленького озера, или большой лужи, и он рассказывал, что надо держаться вместе, что колено должно процветать, что жен лучше брать двух и что надо быть храбрым. Вскоре вторая жена Лазаря родила еще мальчика, Азраила, и у лужи они сидели уже вчетвером. Братья решили, что возьмут по две жены, а раз что брата – то мое, то меняться женами между собой не грех, а значит, на каждого выйдет по четыре. Азраил же был тихим и молчаливым и на жен не претендовал.

Мальчишки росли и развлекались как могли. Обманывали девчонок: обещали показать им мудрость в луже, а сами бросали их в воду. Было весело, но девчонки почему-то обижались и жаловались родителям. Те приходили к Лазарю, спрашивали: ваши ли дети бросили мою дочь в лужу? И братья гордо отвечали: да, это мы, из колена Рувимова! И родители, обезоруженные таким ответом, уходили ни с чем.

Однажды дочь царя объявила, что золото и овцы – прах, и сбросила с себя драгоценности. Елиазар поразился такой расточительности: ведь хорошо быть богатым! Тогда вышла мать их Авигея и сказала, что в назорействе поняла, что остальные народы – тоже люди, и их следует наставлять как младших братьев, среди которых народ Израилев – старший и любимый. Эти слова Елиазар крепко запомнил, потому что давно задавался вопросом, чем же чужеземцы, которых он ни разу еще не видел, отличаются от его народа.

Однажды чужеземцы пришли. Они были страшные и черные и с громом в руках. Елиазар, не раздумывая, схватил палку и бросился за мужчинами, пока женщины падали на колени, взывали к Господу и проклинали захватчиков. Елиазара больно ударили и сбили с ног; лицо его оказалось обращено к небу и к вершине холма, с которого, широко раскинув руки, скатывался Мелхисуй… Мир в голове Елиазара оборвался.

Черные ходили и добивали раненых. Елиазар сжимал в руке свою палку и грозно кричал: не приближайся, убью! К нему и в самом деле не подошли. Вдруг другой черный на вершине холма начал отчитывать захватчиков, из чего Елиазар понял, что убили их напрасно. Женщины уносили тела и раненых, Авигея, рыдая над первенцем, увела Елиазара. Лазарь был жив и плакал вместе с сыном, а Елиазар затаил в душе злобу и месть.

Но черные и на этом не успокоились: они начали сгонять в кучу всех детей и подростков, недавно вошедших в возраст. Елиазар понял, что их угонят в рабство или вовсе убьют, как убивали египтяне мальчиков Израиля; и когда за ним пришли, отбивался, проклинал черных и громко кричал, что он большой и никуда не пойдет. Но его увели силой. Отец едва успел отдать ему сумку с запасами и шепнуть: помни, что ты из колена Рувимова, и не погибай зря.

Дети в пути сопротивлялись как могли. Поносили и проклинали своих врагов, призывая на их голову казни египетские, взывали к Господу:
- Жа-бы! Саранча! Жа-бы! Саранча!
- Я не верю никому – только Богу одному! Не боюсь я никого – только Бога одного!
Один мальчик – кажется, колена Манассиева – встал как столб и сказал, что никуда больше не пойдет. Остальных детей погнали вперед, а Елиазар задержался, чтобы узнать, чем все закончится. Увидев, что мальчика ничем не сдвинешь, черные убили его. Елиазар хотел последовать его примеру, но вспомнил наказ отца и потому просто поставил еще одну зарубку на своем сердце, чтобы отомстить черным за все.

Детей пригнали в огороженную долину, велели садиться и привели к ним нестарую женщину. Она назвалась Аглаей и сказала, что будет теперь их учить, что рабство, в котором они оказались, называется Школой, и что они могут делать что хотят, но выйти, тем не менее, не могут. Поскольку Аглая хотела отвечать на вопросы – дети спрашивали, зачем убили их родителей, зачем силой оторвали их от родных, как наказывают за нарушение законов Школы и когда их вернут обратно. Аглая же на все отвечала уклончиво – тем, что мир устроен сложнее, чем они думают; что она сожалеет об убитых и что это было ошибкой, за которую наказан военачальник; что вернут их, когда они вырастут и выучатся, если конечно они захотят вернуться к родным. Тогда Елиазар спросил, почему убили мальчика в пути, когда ошибку уже обнаружили и должны были перестать убивать. На это Аглая тоже не могла внятно ответить. Елиазар поставил еще одну зарубку на сердце о том, что чужаки лгут, и начал мучительно вспоминать предания из Торы, горько сожалея, что отец мало рассказывал из нее, а сам он плохо слушал.

Аглая говорила противоречивые вещи. С одной стороны, она говорила, что законы и обычаи народа очень ценны, а потому их надо сохранять. С другой – что нельзя делать многие вещи, которые народ привык делать, как то приносить овец в жертву, побивать камнями, убивать чужеземцев и так далее. Кроме того, детей привели сюда, потому что в большом мире надо жить дружно, и поэтому черные захватили детей, чтобы научить их жить мирно с другими народами. Почему захватчиками были черные, а учить миру при этом надо не их, а народ Израилев, который на них не нападал – Елиазар так и не понял. Еще Аглая говорила, что у нее нет мужа и детей (тут Елиазар ее даже пожалел), но что она сама так выбрала, и каждый может выбрать так же.

Дети в основном сидели и слушали, но Далила из колена Завулонова даже не подходила близко к Аглае, а писала на песке склона «Жив Господь». Азраил же молча стоял за спиной учителей, чем также заставлял их волноваться. Кроме Аглаи, учителями было еще двое черных мужчин. Разговор все так же шел по кругу:
- Мир устроен сложнее, чем вы думаете. Мы хотим вам добра. Мы научим вас, как правильно жить и как быть счастливыми.
- Как твое имя?
- Меня зовут Ян.
- А твое?
- Меня зовут Джошуа.
- Значит… Значит, Иисус.
- Хорошо, если вам так привычнее.
- Скажи, Иоанн, а твоих родных убили?
- Нет.
- Так как же ты можешь, разлучив нас с родными, говорить, что ты сделаешь нас счастливыми? Ты даже не знаешь, каково это!

Елиазар окончательно потерял интерес к разговорам и в основном на занятиях спал, подложив под голову мешок. Во время перерывов дети собирались в кружок, вспоминали заповеди и порядок следования колен при переходах. Кормили маловато, и то мнения детей разделились: стоит ли брать у врагов еду. Как-то привели еще двух маленьких мальчиков, плачущих, которые зло плевались на черных и на вопрос черных «Как тебя зовут?» отвечали «Я тот, кто убьет тебя!». Елиазар одобрил такое.

Однажды во время очередной болтовни вызвали детей колена Завулонова и Елиазара с братом. Елиазар немедленно проснулся, вскочил и побежал – пришли двое старейшин проведать детей. Лазарь обнимал сыновей, расспрашивал подробно, как они живут. Азраил был твердо уверен, что враги скоро вымрут сами, поскольку не рожают детей – и, видимо, забрали их, потому что своих не хватает. Лазарь рассказал, что живут они плохо, что столпы стоят и манна закончилась, что враги убивают народ Израиля, отбирают детей, находят и забирают оружие, заставляют делать черную работу и кормят зерном с песком, что едва удалось спрятать Ковчег и Тору; а овец стало так мало, что стада объединили в одно. Елиазар, который иногда даже начинал думать, что вдруг Аглая и ее сородичи правда хотя им добра, окончательно уверился, что чужаки лгут и верить им нельзя ни в чем.

Лазарь передал сыновьям свои наставления: брать все, что только можно взять у чужаков, чтобы потом сражаться с ними их же оружием; не пропадать зря, потому что кто потом иначе отомстит (это было своевременное замечание, потому что колено Рувимово привыкло возражать вслух, если несогласно); держаться вместе с братом; и вообще, они еще приплатят за то, чтобы мы ушли, как приплатили египтяне. Зная, что сыновьям скоро входить в возраст, отец передал заветы:
- Израиль – благословенный Господом народ. Помни и терпи. Господь покарает нечестивцев.

Свидание окончилось. Дети угрюмо пошли обратно и, прервав урок, начали рассказывать, что узнали от родителей. Школа загудела, как потревоженный улей, запахло бунтом.

Аглая тем временем предложила детям послушать про чужих ложных богов. Дети, помня про напутствие бить врага его же оружием, про лжебогов послушать согласились. Аглая начала рассказывать про каких-то женщин, почитаемых в другом племени, в которых она сама то ли верит, то ли не верит – было непонятно. Вдруг она предложила посмотреть на них. Заповедь первая и заповедь вторая огненными буквами загорелись в этот момент в голове Елиазара.

Очевидно, не у него одного, потому что слушатели смутились и начали отворачиваться. Как вдруг один мальчик сказал: а дай мне эти картинки! Аглая с готовностью протянула ему пачку – и он, естественно, тут же разорвал их в клочки. Елиазар восхитился – даже он не придумал такого решения, которое было самым правильным в такой ситуации. Аглая беспомощно покачала головой и что-то пробормотала о том, что поначалу трудно привыкать к новому. Вот глупая, ничего она не понимает.

Однажды Елиазар вдруг понял, что девчонки не одинаковые, как раньше казалось, а очень даже разные между собою. И стал присматриваться – какая красивее? Но все были красивы по-своему. Тогда он решил сделать им приятное. Он подходил к девицам, заявлял: «Дай руку!» И девочки, послушно и ни о чем не спрашивая, протягивали ладони (он бы на их месте точно не был бы таким доверчивым, особенно в свете того, что сам кидал их дома в лужу!). Тогда он доставал из рукава флакон с благовониями и капал на протянутые руки. Девочки, вдохнув запах народа Израиля, преображались, начинали тихонько светиться, воздевать руки и радоваться. Елиазар был доволен.

Время шло, приближалась пора инициации. Аглая разрешила им проводить ее по своим обычаям, при этом явно проча себя в старшие наставники (и, кстати, обещала отпустить после всех, кто захочет вернуться к народу). Но дети распределились по подросткам. Елиазар решил взять заветы женщины у юной пророчицы Анны – той, что в далеком детстве сказала ему, что будет богатым. Анна настаивала, что не стоит переставать соблюдать все обычаи потому, что не можешь соблюдать каких-то – а нужно наоборот стараться сделать все, что можешь. Елиазар принял эти слова к сердцу.

Торы не было. Скинии не было. Левитов не было (но был нагрудник первосвященника, который Анна успела снять с убитого). В отсутствии Торы решили, что каждый посвящаемый, будь то мальчик или девочка, расскажет историю из Торы, какую помнит – а если не помнит ничего, то ему сначала расскажут ее старшие товарищи. Раз нет овец, в жертву можно приносить благовония и манну, остатки которой еще можно наскрести в детских мешках.
Елиазар в качестве подготовки выслушал историю про праведника Лота, Содом и Гоморру и рассказал про Авраама. В это время принесли еду, но Анна запретила есть до обряда. Одна маленькая девочка вцепилась в свою фасоль с криком, что ей не нужны обряды, она просто хочет есть. Елиазар с горечью вспомнил предание о проданном за чечевичную похлебку первородстве. Ничего не менялось.

На посвящении Елиазар рассказал о том, как Господь испытывал Авраама, повелев убить сына Исаака – рассказал со значением, давая понять, что и это должен перенести с честью избранный народ. И взял от Анны следующие убеждения: смерть еврея должна быть тысячекратно отомщена; еврей всегда может обмануть чужеземца.

Как ни странно, после обряда им действительно разрешили вернуться к родителям. Подростки построились по коленам и отправились обратно. Аглая зачем-то шла вместе с ними, хотя Елиазар был уверен, что ее убьют еще на подходе. Впрочем, что с ней потом стало, Елиазар не очень интересовался, поскольку увидел постаревших родителей и ринулся к ним.

Ушли все черные – и те, что держали в плену взрослых, и люди Школы. Елиазар несколько растерялся: жить как раньше он уже разучился и не мог понять, что и как делать ему в жизни. Отомстить за брата и за остальных он не мог, потому что все чужеземцы ушли, а обращаться с их оружием он так и не научился. Единственное, что он усвоил за время своего плена – это что нужно крепко держаться своей веры и своих обычаев, что бы ни случилось; что если сложно выполнять все как нужно – выполняй как можешь, но после, если будет возможность, делай все как завещано.

Однажды в ущелье, где прятали Ковчег, Елиазар с отцом набрели на старого чужеземца. У него был ворох мечей и кинжалов, которые он охотно уступил за пару историй. Странный торговец, решил Елиазар, прицепляя меч на пояс. Тем временем Анна и царевна призывали народ встать и пойти, поскольку столпы, возможно, пойдут вместе с народом, и Бог ждет, пока народ решится на первый шаг. Отшельник Елимелех объявил, что смерть больше не стоит между ними и Богом, и что надо просто перестать бояться. Елиазар вдохновился и радостно побежал нести Ковчег, что оказалось тяжело и сложно, но зато очень почетно.

Старый Лазарь, хоть и грозился постоянно отстать в пустыне, все же шел и шел вперед со своими женами. Быть главой колена он по старости не хотел, и потому еще перед выходом передал эту должность сыну. Елиазар скрипел под весом ответственности и Ковчега.

На привале дети Школы начали один за другим объявлять свадьбы. Елиазар вдруг понял, что упустил это важное дело. Вообще он хотел посвататься к Сире – милой девушке, которая в Школе простила его за то, что он купал ее в луже, как вдруг увидел, что она уже вышла за другого. Поскольку только мужчина может брать двух жен, а не женщина – двух мужей, он задумался еще раз. И вдруг понял, что самая красивая девушка народа Израилева (а еще самая стойкая – кто писал на горе «Жив Господь» и не слушал ни одной из обольстительных речей Аглаи?), о которой он даже, кажется, запрещал себе думать – это Далила из колена Завулонова, сестра Соломона. А собственно, почему нельзя? Ее, кажется, никто еще не просватал, так надо бежать скорее!

Он нашел брата и сестру вместе – они всегда были вместе. Без лишних предисловий он обратился к Соломону:
- Ты сейчас глава колена Завулонова?
- Ну я.
- Хочу посвататься к твоей сестре.
Соломон от такой наглости только рот открыл. Елиазар тем временем достал из мешка толстую золотую цепочку и протянул ее Далиле:
- Возьми! – и, подумав, добавил, –  Откажешь – не обижусь.
Далила посмотрела на брата, потом на Елиазара, потом на цепочку, и улыбнулась:
- Не откажу.
- Вот и славно! – закричал Елиазар и потащил невесту к Скинии объявлять свадьбу.

После объявления оказалось, что Елиазар, во-первых, забыл попросить благословения у родителей, которые, несмотря на старость, были еще в полном рассудке (они, конечно, благословили молодых, пожурив сперва за безрассудство), а во-вторых, Соломон вцепился в него, требуя положенную по закону овцу, хотя прекрасно знал, что овцы теперь общие, хотя клейма на них все еще сохранились. Поэтому, вместо того чтобы вести невесту в шатер, новобрачный, проклиная Завулонову хозяйственность, перегонял овцу, еще носившую клеймо Рувимово, с одного края поляны на другой, хотя не видел в этом ни малейшего смысла.
Соломон с удовлетворением принялся ставить на нее клеймо Завулоново. Пользуясь моментом, Елиазар наконец-то сбежал туда, куда давно хотел, но дела не пускали.

Вообще-то он не рассчитывал, что она не знает, что делать. Но, с другой стороны, откуда ей было знать? Он и сам не очень-то знал в подробностях, но виду не подавал и развлекал молодую жену как мог.

На стоянке колена Рувимова Елиазар приставил Далилу к хозяйству, выразив надежду, что теперь добро приумножится при новой рачительной хозяйке из колена Завулонова. Далила заметила, что вовремя пришла в этот дом, поскольку Елиазар, кажется, способен незаметно для себя продевать все добро куда-нибудь.

Он же уселся рядом, неприкрыто любуясь молодой женой. Любоваться и вправду было чем: приятна лицом, в белом платье, в золотых сережках, браслетах и кольцах – первая красавица! А главное – послушная: на все спрашивает разрешения мужа, ничего поперек не делает. Елиазар даже удивлялся сначала, что спрашивают его разрешения, но было приятно.

У Скинии тем временем происходило странное. Сначала во время посвящения Тору читали не только мальчики, но и девочки – правда, держа ее через платок. Елиазар на это рассердился, потому что то, что хорошо для ситуаций исключительных, совершенно недопустимо в обычной, изобильной жизненной ситуации. Но дальше – больше: вышел новый первосвященник, которого, рожденного в другом колене, пообещали в колено левитов, и теперь он, пользуясь статусом первосвященника, заявлял, что раз его «назначили» левитом – то это значит, что любой может быть левитом, без различия пола и возраста. А еще что женщинам можно входить в скинию, открывать Ковчег и читать Тору, можно даже без платка.

Елиазар плюнул с досады и понял, что даже очищаться он у этого первосвященника не пойдет, не говоря уже о прочем, и непонятно, как Господь еще не поразил громом святотатца. Далила спросила мужа, что он об этом думает и стоит ли ей слушать первосвященника – ведь он, кажется, говорит неправедные вещи. Елиазар подтвердил, что жить они в колене Рувимовом будут по старым заветам, и никаких изменений подобного рода принимать не нужно. Довольно они натерпелись в плену, досаждая Господу вынужденно неправильными обрядами – так зачем теперь, когда можно все делать правильно – делать неправильно?

Однажды Далила попросилась в назорейство:
- Когда мы были в плену, Господь говорил со мной. Я хочу еще раз услышать его голос. Можно, я пойду в пустыню?
Елиазар подумал, решил, что послушать Господа – дело благое, но на привале он не готов остаться без жены. И потому идти разрешил, но во время перехода.

Увидев в переходе Елиазара одного, Соломон приступил к нему с расспросами:
- Куда сестру дел?
- В назорейство пошла.
- Что, довел?!
- Ты зачем говоришь, не зная? Она с Богом говорить хочет. В плену, сказала, он с ней говорил – так еще раз хочет попробовать. Что, я стану запрещать своей жене разговаривать с Господом?

Они шли и шли, и старый Лазарь рассказывал предания колена Рувимова, а Елиазар слушал вполуха, посматривая на гряду холмов, по которым шла Далила и слушала Господа. И вдруг на высоком холме они увидели людей, одетых в белое, и опустились на колени, и те в белом – незнакомые люди из Народа – поднимали их, обнимали, вводили в Землю Обетованную и угощали молоком и медом. Елиазар взял молоко и понес его Далиле. Они дошли.
Комментарии: 5